«Жизнь других»: Тоталитарный обман

Антон Сидоренко, 15 августа 2007 г.

Инакомыслие — тяжкий грех в любом обществе, тем более в тоталитарном. Если разобраться, настоящее искусство — всегда инакомыслие. Потому что искусство противостоит стереотипам массового сознания. Так что для демонстрации вонючего нутра тоталитарной системы лучшей темы, чем «художник и власть» не придумаешь.

Фильм режиссера с анекдотичным именем Флориан Хенкель фон Доннерсмарк из страны, которая последовательно прочувствовала на себе и прелести нацизма, и радости социализма, гостит в Минске только четыре дня. Не пропустите!

Месяц назад все горячо спорили: а что там обличал режиссер Балабанов в своем провокативном «Грузе 200»? Сильнее всех раздавались голоса либералов — по их версии Балабанов обличал прогнивший советский строй и социализм в целом. (Те, кто громче всех называл Балабанова фашистом за его «Братьев» и «Войну», сегодня громче всех им восторгается). Как будто показанный в ленте Балабанова 1984 год очень отличается от сегодняшней реальности. А вот действие в фильме «Жизнь других» уж точно развивается за пять лет до падения Берлинской стены. И дело не в материальных приметах времени: портретах Эриха Хоннекера на стене, «трабантах» на улицах и пластинках в стиле «дойче шлягер». Дело в ощущении внутреннего страха, которым пропитан каждый кадр этого кино. Страха перед Системой и ее материальным воплощением — всесильной восточногерманской спецслужбой Штази, гибридом Гестапо и КГБ.

Капитан Штази Герд Визлер — образцовый винтик тоталитарной машины. По приказу партии он способен пытать врагов социализма и хладнокровно обучать методам пыток студентов школы госбезопасности. Личной жизни у него нет, нет никаких вкусовых или сердечных привязанностей. И даже внешность образцового разведчика, как у Путина, встретишь в толпе — ни за что не запомнишь. Драматург Георг Драйман, наоборот, красавец-мужчина, сливки художественной элиты ГДР, драматург, обласканный властью. Но его гражданская жена, актриса, приглянулась министру культуры — выходцу из Штази. Поэтому гэбисту Визлеру приказано найти на Драймана компромат. Визлер обустраивается на чердаке дома, где расположена квартира драматурга, и начинает прослушку. И здесь винтик внезапно выпадает из машины…

Ульрих Мюэ в фильме «Жизнь других»

Подобно герою «Разговора» Френсиса Форда Копполы специалист по прослушиванию начинает жить жизнью своих подопечных. Роль в фильме Доннерсмарка настоящий триумф Ульриха Мюэ и европейской актерской школы в целом. Герою Мюэ приходится даже труднее, чем Штирлицу: у того хотя бы было за плечами могучее государство. Скромный службист Герд Визлер сражается против системы в одиночку, и главная борьба происходит у него внутри. Визлер понимает, что ему грозит в результате разоблачения. Он знает, что если раскроет Драймана, ему гарантировано повышение по службе и, одновременно, гарантирована еще большая внутренняя пустота и одиночество. Мюэ играет все сомнения своего героя так, что мы их не видим, а чувствуем. В «Салоне Китти» Тинто Брасса героиня, убежденная нацистка, изменила системе ради любви, в том числе и плотской. А что послужило катализатором этих сомнений у Визлера? Может, томик Брехта, который он тайком берет из квартиры Драймана?

Герой Ульриха Мюэ — своеобразный чеховский Дядя Ваня. Его поступок не измеряется материальными категориями. Он преодолевает земное, побеждает в схватке с Системой, отказываясь от карьеры, денег и жизненного успеха в целом. Падение Берлинской Стены застает его скромным расклейщиком чужих конвертов в перлюстрационном почтовом отделении Штази. После объединения Германии его жизнь и вовсе идет по наклонной — он разносит почту. Он, в принципе, и не ждет какой-то награды. Но она приходит в виде посвящения на новом романе Драймана. И в этом моменте в фильме есть ощущение какой-то высшей справедливости, ради торжества которой и стоило затевать все эти съемки.

Кстати о Тинто Брассе. Доннерсмарк очень хорошо показывает, что главным топливом любой несправедливости в тоталитарном обществе служат личные отношения, в том числе и любовные. Любовный дуэт в исполнении Себастьяна Коха и Мартины Гедек по-настоящему трагичен, и до конца будет понятен только тем, кто когда-либо делал выбор между карьерой и любимым человеком. В этом отношении «Жизнь других» недетский фильм.

Себастьян Кох и Мартина Гедек в фильме «Жизнь других»

Но его и нельзя назвать политизированным, а это значит, скучным. Лента недаром получила в этом году «Оскар», который незрелищному кино никогда не дают. Обходясь без массовых сцен и спецэффектов, Доннерсмарк всего за два миллиона долларов сделал зрелище, от которого невозможно оторваться. При желании его картину можно считать и жанровой, в ней присутствует и мелодрама, и драма чистая, и детектив, и триллер. Здесь дебютант в полнометражном кино Доннерсмарк дает фору недавно вернувшемуся в Европу Полу Верховену с его «Черной книгой» (где, кстати, тоже играл Себастьян Кох, только уже не диссидента, а как раз гестаповца).

В Германии последние годы очень модна тема «ГДР-ностальгии». Можно вспомнить лишь несколько лент: «Легенды Риты» Фолькера Шлендорфа про то же Штази, «Гуд бай, Ленин!» Вольфганга Беккера, «Солнечная аллея» Леандера Хаусманна. И все они рассказывают о временах восточногерманского социализма с оттенком легкой грусти. Главный отрицательный персонаж «Жизни других», тот самый похотливый министр-гебист говорит в конце драматургу-диссиденту что-то вроде : «И все-таки при социализме было лучше. Нам было во что верить и вам было с чем бороться».

Культовый российский музыкальный критик Артемий Троицкий уверяет на страницах одного молодежного музыкального издания, что «Жизнь других» никогда не покажут в современной России. И «что он советует смотреть этот фильм дома, задернув шторы». Показали. И даже в современной Беларуси показали. Дело не в стране. История Герда Визлера могла произойти в любом государстве, даже том, которое заявляет о своей «самой-самой» демократичности (см. «Спокойной ночи и удачи»). Увы, но от цвета флага тоталитаризм не зависит. И даже не зависит от степени политизации общества. Тоталитаризм — явление культурное. Когда все начинают хотеть и любить один и тот же гамбургер, один и тот же фильм, наступает тоталитаризм. В конце концов, настоящий нацизм начался после «Триумфа воли», а коммунизм после «Броненосца «Потемкин». Единственный способ быть свободным — думать иначе, чем другие. Инакомыслие в нашем мире и есть свобода.

Как стать инакомыслящим? Для начала посмотрите фильм «Жизнь других».