«Александр»: Александр, сын Фрейда

Антон Сидоренко, 6 января 2005 г.

Захватив Вселенную, подумай о психическом здоровье! Если ты с детства страдаешь ярко выраженным Эдиповым комплексом и другими ментальными хворями и недугами — не бывать тебе повелителем семи земель и трех морей!

Как верно подмечает мой знакомый олигарх (уже на нарах): мало власть захватить, надо ее еще и удержать. Античный полководец, по звездному статусу и велению судьбы равный богам и героям, Александр, прозванный Македонским, — яркий пример этого правила. К двадцати шести годам (Лермонтов в таком возрасте уже готовился к последней дуэли) Александр захватил половину известной тогда ойкумены (обитаемого пространства) и готовился к захвату второй половины. Он достиг максимально возможного в те давние годы могущества, но умер в расцвете лет, возрасте Иисуса, став благодарной почвой для самых чудовищных кинематографических спекуляций.

Оливер Стоун, голливудский «infant terrible», левак и нонконформист, всегда умело попадал в мейнстрим, вовремя предлагая американскому обществу свои довольно перченые блюда. Однако, «Александр» стал его крупным провалом, финансовым, а прежде всего, моральным. В разгар крупномасштабных азиатских авантюр США Стоун решил попотчевать соотечественников невиданным зрелищем вторжения эллинской культуры в дремучие дебри месопотамских варваров. Киновторжение получилось внушительным и, как я подозреваю, намного превосходит по зрелищности то, что происходило на самом деле двадцать три с лишним столетия назад. Особенно удались создателю «Взвода» и «Прирожденных убийц» батальные сцены. Битва при Гавгамелах из «Александра» может и не похожа на реальную (кто ее помнит?), зато вполне может войти в учебники кинобаталистики наравне с Бородинской битвой Бондарчука и «Полетом валькирий» Копполы.

Колин Фаррелл в фильме «Александр»

В «Александре» также поражают грандиозные виды покоренного македонцами Вавилона, равно как и остальные компьютерно-монтажные эффекты. Фильм несомненно может получить «Оскара» за декорации, костюмы, операторскую работу и монтаж, за необыкновенное мастерство художников разных специализаций, чей труд был, похоже, не менее кропотливым и упорным, чем труд создателей не раз мелькавшей в кадре Вавилонской башни. По всей видимости, целое состояние продюсеры угрохали на костюмы, фантастического разнообразия которых хватит еще на многие десятилетия для производства картин категории «В». Очень кстати в картине и торжественно-помпезная музыка грека Вангелиса. Она полотно Стоуна не перегружает, создавая довольно приятный и уместный в таких случаях пафос. В общем, «Александр» — одно из самых богатых и красивых кинозрелищ нынешнего сезона. Вне всякого сомнения, «Троя» и рядом с «Александром» не стояла и по качеству, и, тем более, по содержанию.

Режиссер «Александра» не пошел по легкому пути, создавая еще одно краткое изложение биографии великого воителя. Ленивому и по-голливудски примитивному (как булка в макдабллсе) пересказу «Илиады» Гомера в «Трое» Оливер Стоун противопоставил философское размышление на тему верховного правителя, перемешав свои мысли в одном флаконе с классическим фрейдистским обоснованием загадок тирании и с культурологической версией столкновения цивилизаций. Выдержать эту ядреную смесь не всякому профессиональному зрителю под силу. Непривычное к античной реальности сознание, в последний раз сталкивавшееся с Македонским и его Буцефалом на уроке истории в шестом классе, и вовсе может отключиться в первые же двадцать минут эпопеи, когда состаренный и утолщенный голливудскими гримерами Энтони Хопкинс довольно занудно рассказывает предысторию александрова царства.

Колин Фаррелл и Джонатан Рис Майерс в фильме «Александр»

Сам стоуновский Александр в исполнении Колина Фарелла больше напоминает пациента венской клиники небезызвестного доктора. Глубокий Эдипов комплекс сублимировался у Александра Филипповича, по версии Стоуна, в комплекс гомосексуальный, который царь половины Вселенной толком не смог побороть до самой смерти. По крайней мере, к такому выводу приходишь, наблюдая страстные платонические объятья царя со своим наперсником Гефестионом, довольно вяло и неизобретательно изображенным Джаредом Лето. Все эти комплексы вкупе с манией царственного одиночества («когда оказываешься на вершине власти, то остаешься абсолютно один») совершенно естественно доводят правителя до политической слепоты, когда царь (император, фараон) просто не замечает необычного оттенка вина в поднесенной ему на одном из бесчисленных пиров чаше. Стоун не прослеживает путь завоевания власти (фильм фактически начинается с середины реальной истории Александра, с Гавгамел). Для нового кинобиографа Македонского самое интересное — та усталость, которую испытывает властитель на вершине. Ужас одиночества, который и заставляет царя не заметить яд в поданном сосуде.

Впрочем, Стоун пытается разнообразить свое расползающееся смыслами зрелище отсылками к современности. Когда Александр и его помощники — в прошлом простые македонские пастухи, ничего изысканней козьего сыра в жизни не нюхавшие, — смотрят на покоренный Вавилон, новый хозяин будущего арабского Востока роняет едва примечательную фразу. Что-то вроде «Аристотель был не прав, называя этот народ варварами, и мы можем многому у них научиться». А потом, уже незадолго до конца, герой Фарелла заявляет о своем стремлении осчастливить все человечество, объединив его в единое государство, где все подданные вне зависимости от цвета кожи будут беспрепятственно передвигаться, торговать и т.д., и т.п. Явные намеки на глобализаторскую деятельность Александра вполне уместны, если учесть, что мы с вами как раз живем в эпоху победившего глобализма. Не понятно личное отношение Оливера Стоуна к этой проблеме (если, конечно, считать фильм авторским). С одной стороны, Александр и его деятельность показана в положительном ключе, с другой — империя Македонского просуществовала недолго и тот час же после смерти основателя развалилась на несколько осколков, правда, оставив миру удивительную культуру эллинизма, на которой и основана современная западная цивилизация.

С этой точки зрения «Александр» выглядит прозрачно зашифрованным посланием к человечеству, и, в первую очередь, к американцам. Дескать, любые, даже самые благие попытки причесать под единую гребенку нашу бурно-разнообразную планету обречены на провал. Вариант: многообразие народов и государств — естественное богатство и уничтожать его, смешивая все в общем котле — бессмысленная затея, чреватая смертью повара. Но лично у меня при виде завоеванного македонцами Вавилона возникла прямая ассоциация с Манхэттеном, этим Новым Вавилоном. Если стоуновский Вавилон — это Нью-Йорк, кто же те варвары, что идут его покорять? Подобных вопросов много, но фильм Стоуна ответы на них не дает, отделываясь полунамеками. Американцы люди конкретные, они фильм в своих кинотеатрах прокатили. Но вы-то в кино сходите: хотя бы потому, что для Беларуси имя Александр имеет особенный смысл.