«4 месяца, 3 недели и 2 дня»: Перед концом истории

Антон Сидоренко, 15 февраля 2008 г.

Увенчанный «Пальмовой ветвью» фильм Кристиана Мунжиу воспринимается не просто как кинематографическое откровение. Главную награду главного европейского фестиваля лента о подпольном аборте времен Чаушеску получила как квинтэссенция гуманизма, интеллектуального искусства и порицания тоталитарного прошлого.

Непростой двухчасовой фильм смотрится на минском экране продолжением грязной бесснежной депрессивной зимы, но странным образом от депрессии излечивает. Может быть потому, что героям фильма все-таки куда хуже, чем зрителям в зале, может потому, что фильм Мунжиу гарантирует редкое удовольствие от встречи с настоящим кино.

Главная мировая киносенсация прошлого года на первый взгляд простая, как, впрочем, и все гениальное. Две подруги по общежитию политехнического института в каком-то румынском городе (не Бухаресте) в 1987 году попадают в невеселую ситуацию: одна из девушек, Габицэ, беременна. Она хочет сделать аборт. Во времена тоталитарного режима Николае Чаушеску аборты, как и многие другие вещи в Румынии были запрещены. Девушки находят доктора, который соглашается сделать подпольный аборт и делает его, в оплату переспав со студентками. Собственно, на показ аборта и связанных с ним мероприятий и уходит два часа экранного действия. Но в широком смысле Мунжиу и его прекрасный оператор Олег Муту (кстати, уроженец Кишинева и выпускник ВГИКа) показывают не только и не столько аборт, сколько бессмысленность и ничтожность человеческого существования в тоталитарном государстве.

Анамария Маринка и Лаура Василиу в фильме «4 месяца, 3 недели и 2 дня»

В последние годы правления Чаушеску и его оборзевшая жена Елена окончательно оторвались от действительности, что их в итоге и погубило. Румынское правительство залезло в долги к международным структурам, а простых румынов купавшийся в роскоши малообразованный диктатор заставлял экономить даже на мелочах, вплоть до ограничения мощности электрических лампочек в квартирах. Мунжиу и Муту с первого кадра стола в студенческом общежитии переправляют зрителя в те полунищие времена. Грязно-серая картинка не меняется на протяжении всей картины, куда бы ни направилась камера: в потертый номер гостиницы или квартиру бойфренда второй девушки, Отилии. Такими же грязными и нечистыми на ощупь были кадры в советском чернушном кино конца 1980-х — начала 1990-х. Правда, Муту снимает не на «Свему», а на «Кодак» и снимает виртуозно. В «4 месяцах» отзвук братьев Дарденнов и «Догмы-95», но Мунжиу явно не стремился к предельному натурализму, несмотря на абортированный плод в кадре. В его долгих, на первый взгляд излишне статичных планах больше жизни, чем в стремительном монтаже голливудских экшенов.

Фильм не выглядит и подделкой под документ. Он никого не разоблачает, ничего не описывает и не навязывает моральных выводов. Он передает ощущения. Если кино это вторая реальность, то «4 месяца, 3 недели и 2 дня» соперничает с реальностью первой. Главное, что удалось Мунжиу — передать ощущение тяжелой жизни, казалось бы, таких молодых, обязанных радоваться своему существованию героев. Но все радости для Габицы кончились 4 месяца, 3 недели и 2 дня назад. А теперь она стоит перед необходимостью убийства неродившегося ребенка, иначе ее выгонят из общежития.

Анамария Маринка в фильме «4 месяца, 3 недели и 2 дня»

Собственно, самое тягостное в ленте не убогий социалистический быт, хорошо памятный всем, кому больше 25 лет. Судя по фильму, румынский соцбыт не многим отличался от советского: вместо «Жигулей» «Дачии», а также возможность употреблять «Нескафе» и мыть голову «Пальмоливом». В остальном, все такой же дефицит, блат и очереди за «выброшенным» сахаром. Но главное в тех временах — страх даже перед самым мелким представителем государства вроде надзирательницы в общежитии или портье в гостинице и тупая безнадега, с которой могут уживаться лишь заставшие куда более страшные сталинские времена родители героев. Сами же молодые герои еще не знают, что через два года режим даст дуба и учатся в политехе, потому что после него не распределяют в деревню. Знакомая картина, братья-белорусы, не правда ли? (Для тех, кто живет за пределами синеокой: в Республике Беларусь уже лет восемь как восстановлено обязательное распределение выпускников вузов. Так что, молодой свежедипломированный белорус рискует оказаться в тьмутаракани, точно так же как герои румынского фильма про времена Чаушеску.)

Еще одна удача Мунжиу — живые характеры его героев. Актеры играют абсолютно естественно, без тени фальши, без налета театральности. Главной героиней по ходу дела оказывается подруга беременной Габицы Отилия в исполнении Анамарии Маринка. Именно ее лихорадочные передвижения между общежитием, гостиницей и квартирой ее бойфренда и составляют основу сюжета картины. Анамарии Маринка удалось сыграть настоящее одиночество и невыносимую тяжесть отчуждения между людьми, тяжесть существования на этой планете в целом. У героев «4 месяцев» напрочь отсутствует чувство любви и взаимопонимания. Отилию не хочет чувствовать ее бойфренд, и та покидает его (скорее всего, навсегда). Но даже лучшая подруга Габицэ, сидя за столом гостиничного ресторана, в финале явно отдаляется от Отилии, хотя та пошла ради нее на многие жертвы.

Анамария Маринка и Влад Иванов в фильме «4 месяца, 3 недели и 2 дня»

По степени показанных в фильме социальных ужасов фильм Мунжиу может соперничать только с «Лилей4ever» шведа Лукаса Мудиссона. Мудиссон, правда, был куда более злободневен, его фильм рассказывал о современной жизни в депрессивном районе Эстонии. Не думаю, что Мунжиу не смог бы найти точно такую же историю на современном материале. Сколько сейчас делается абортов все из-за той же нищеты и безнадеги! В конце концов, фильм не столько о времени, а об «человек человеку волк» и о самопожертвании. Но для румына, который был в 1987 году еще подростком, выбор времени не удивителен. Мунжиу запланировал еще три фильма про тоталитарные времена под общим названием «Сказки золотого века» («Золотым веком» румынского народа словно бы в издевку называл свое правление Чаушеску). В «4 месяцах» от «золота», правда, только жизнерадостно-фальшивая мелодия социалистической эпохи на финальных титрах. Скорее всего, Мунжиу не хотел снимать о сегодняшнем дне, чтобы как раз избежать фальши. Ведь у каждого из ныне живущих свое острое восприятие реальности, а прошлое легко идеализировать или, как в случае с Мунжиу, наоборот, демонизировать.

Самое удачное искусство это всегда воспоминания о прошедшем. Конец истории отодвигается с концом каждой эпохи. Так получилось, что последняя завершенная эпоха в истории Румынии именно эпоха Чаушеску. А про эпоху демократии и Евросоюза сказки будут снимать другие режиссеры. Конечно, когда эта эпоха пройдет.